Кто эти люди?
Никитинский театр создан бывшим ведущим артистом Камерного Борисом Алексеевым в 2016 году. Борис является художественным руководителем театра, играет львиную долю главных ролей и поначалу сам занимался постановкой. Честно признаться, я ни одной работы Алексеева-режиссера не видел. Может и к лучшему.
Сейчас театр много экспериментирует, приглашает молодых режиссеров для работы с труппой и, надо сказать, в последние два года этот поиск принес свои плоды. У нас в городе образовалось чудесное пространство нового актуального театра, который не боится быть непонятным и ярким, который не боится удивлять, щекотать нервы, думать, чувствовать, злиться и радоваться. Я не видел «Чернобыльскую молитву» Егорова, но «Цыганский барон» и «К. Рассказы» Николая Русского – однозначно выдающиеся работы, достойные внимания самой требовательной театральной публики.
Юрий Муравицкий, 42 года, выпускник актерского факультета Воронежской академии искусств, мастерская Сисикиной. В Воронеже я так понимаю не работал, ничего об этом в интернете я не нашел. Главные вехи: в 2006 году окончил режиссерский факультет в театральном институте им. Бориса Щукина и 7 лет с 2013 по июнь 2020 года был худруком независимого театра «18+» в Ростове-на-Дону. Много работал в хороших провинциальных театрах, имеет профессиональные награды, включая «Золотую маску» (доверимся википедии), заставил о себе говорить всю театральную Москву после премьеры спектакля «Lё Тартюф» в знаменитом Театре на Таганке.
Про Шекспира вы и без меня всё знаете. Пьеса его довольная известная, я первым делом вспоминаю киноверсию с Кларой Лучко и красавицей Ларионовой 1955 года. Комедия, короче. Шуты, балагуры, красавицы, красавцы и подметные письма.
Что они делают?
Они делают праздник. На входе в фойе театра мы натыкаемся на какую-то неторжественную суету. Артисты шныряют мимо зрителей, выстраиваются в живую очередь к огромному театральному зеркалу с лампочками, наносят незамысловатый грим, смеются, подмигивают знакомым. Ты с порога попадаешь в святая святых театра – гримерку.
И это первый шаг к развенчиванию этой пресловутой святости, священности театрального искусства. Христос разламывал хлеб и раздавал его своим ученикам не в храме с золотыми куполами… Извините за это невольное сравнение.
Слой за слоем с нас таких вот театралов и ценителей снимали наши шкурки наблюдателей-экспертов. Втягивали нас в игру, общение, во что-то далекое от нашего классического понимания театра, где зритель наблюдает, а артист показывает.
Когда-то в самом начале именно так на площади, на глазах у изумленной публики разыгрывались представления первыми театральными труппами. Люди стояли, смотрели, смеялись и хлопали в ладоши, и, если им что-то не нравилось – разворачивались и уходили.
Сейчас, конечно, артистам проще. Есть билеты, места, приличия в конце концов…
Но вернемся в Никитинский… Пока мы занимали свободные места, на сцене на краю огромной песочницы артисты играли на каких-то детских музыкальных инструментах незамысловатую веселую мелодию. В том самом ярморочном стиле шекспировских, примерно, времен.
Что-то подобное в Никитинском мы уже видели, когда артисты, как бы, не замечая зрителей, занимались своими делами. Нам словно давалась возможность подсмотреть за тем, что происходит на сцене. Любопытный опыт, но не более того.
В этот раз нас прямо-таки ждали. Нам были рады и изо всех сил старались это показать. И это был второй шаг стратегии «расслабьтесь, вы не в храме искусств». И мы расслабились.
Игра со зрителями включала в себя весёлую жеребьёвку ролей. У этого спектакля нет главных и второстепенных, нет любимчиков и заслуженных. Рука зрителя – владыка. Именно она решает судьбу артиста, доставая из холщового мешка игрушку с номером персонажа. Схема действующих лиц с номерами и стрелочками отношений нарисована на черном, как школьная доска, заднике.
Возможность сыграть одинаковый спектакль практически сводится к нулю. Теперь идея живого театра, в котором каждый вечер история творится заново приобретает конкретные очертания. А как ей не твориться, если актеры за минуту до выхода на сцену не знают, кого им придется играть.
В итоге худрук Алексеев играет Капитана-пирата, далеко не главную роль, а юная актриса-дебютантка Виолу (Цезарио) – практически главную героиню пьесы, вокруг которой и завяжутся основные сюжетные коллизии.
Не ждите в этой песочнице русского психологического театра. То, что мы увидим, было придумано еще до Станиславского и Немировича-Данченко. Это тот Шекспир, каким его видели возможно первые зрители «Глобуса». Те самые, которые голосовали ногами. Поэтому всё должно быть громко, ярко и быстро. Так оно и было.
Песочница – как самая бескомпромиссная и простая метафора территории детской игры, где золото, перстни и кошельки превращаются в песок на ладони, где мечи и ведра из пластмассы, все понарошку, все временно. Где вся человеческая история, все иллюзии, обманы и ожидания, стертые в труху и ставшие детской забавой, смешной и грустной, потому что она всегда кончается. В самый неподходящий момент.
Для меня настоящий театр рождает именно такие чувства. С ним не хочется расставаться. А надо.
Что получилось?
Получилось весело, азартно и немножко грустно. Всё, как я люблю. Когда Орсино в запале своего любовного монолога, на самой высокой ноте, не выходя из роли, кричит исступленно: «Что там дальше?» и после шепота-подсказки, не снижая накала продолжает свою реплику, зал охает, ахает и рассыпается удивленным смехом.
Так-то в театре бывает всё. И забыть слова на сцене большого академического – смерти подобно. Но не здесь. Здесь нет такой смерти. Потому что всё – игра, всё понарошку. Всё кроме чистого удовольствия, которое настигает тебя к концу первого отделения окончательно.
А к финалу наступает ощущение влюбленности в этих странных людей, которые топтались в песочнице битых два часа, рычали, мычали, танцевали, пели не своими и своими голосами, ходили по зрительному залу, прятались в нем словно в безмолвных кустах от Мальволио, не давали нам закрыться и уйти в себя, играли с нами в Шекспира.
Играли так, что мы поверили на пару минут, что это возможно.
Что не обязательно напяливать на себя громоздкие костюмы, что в хорошей истории понятие «дух эпохи» вторично, третично, а иногда совершенно не важно. Что даже такая условная игра несет в себе заряд мощнейшей энергии, включающей все органы чувств благодарного зрителя. Это я по собственному опыту говорю.
Прочитал последнюю строчку и подумал, какого дьявола? Я как будто оправдываюсь за то, что мне так понравился этот спектакль. А это совсем не так. Мне не в чем оправдываться. Как можно оправдываться в том, что испытываешь восторг от настоящего, живого, а потому волшебного театра?! Как можно оправдываться в том, что ты живой, зрячий и чувствующий человек?!
Что вы упустили, не сходив на этот спектакль ?
Вы не увидели прорыв, новое рождение целого театра. Пусть не обижаются на меня ребята из Никитинского, но в этот раз у них получилось то, что, на мой взгляд, не выходило раньше. Повторюсь, это сугубо моё мнение и мои выводы. Они могут совершенно не совпадать с вашими.
Я не противник и не сторонник психологического театра Станиславского, в прошлом году я плакал на спектакле Льва Додина, у которого на психологизме все построено. И мне совершенно не зашла авангардная «Река Потудань» Сергея Чехова. Так бывает. Я за талантливый, искренний, живой и настоящий театр, от которого мурашки бегают, смешинки в рот попадают и слезинки капают сами по себе. Не будем сейчас переходить в плоскость рассуждений «Зачем нужно искусство уставшему человеку». В следующий раз. Но оно нужно лично мне, простите за этот зрительский эгоизм. Мне от него жить хочется и дышится легче.
Так вот казавшиеся мне несмешными артисты Никитинского театра вчера рассмешили меня так, что мне захотелось их всех обнять и поздравить с прекрасной работой. Всех!
Добавлю еще один пункт. Два чудесных момента, которые на несколько секунд выбросили нас из пространства игры в песочнице во что-то более мощное и нездешнее, оба они связаны с линией обиженного Мальволио – это высший пилотаж театрального искусства.
За это отдельное «Браво».
И за финальную песенку шута, сразу после которой, за пару секунд до аплодисментов, я тихо шепнул артистам, зрителям, режиссеру, себе самому, всем: «спасибо!»
Фото: Андрей Парфёнов
ШКАЛА ГАРМОНИИ (авторская разработка авторов портала gorsovety.ru)
Для людей, которые любят конкретику, и которым некогда читать большие тексты рецензий.
Оценка спектакля (художественного произведения) по нескольким критериям по шкале от 1 до 10
- Оригинальность – (1- нет, 5 – где-то я такое видел, 7 – раньше я такого не видел 10- что это было?) – 8
- Яркость (декорации, спецэффекты) – 1-нет, 5 – симпатичненько так, 7- хорошо прям, 10- вау!) – 9
- Трогательность (эмоциональность) (1 – нет, 5 – мурашки(одобрительный смех), 7- пощипывает глаза(смех без контроля), 10 – заплакал) – 8
- Катарсис (1 –нет, 5 – задумался о вечном, 7- еще раз задумался о вечном 10- переосмыслил всю свою жизнь) – 7
- Художественная ценность (1 – нет, 5 – а в этом что-то есть, 7 – в этом точно что-то есть, 10 – шедевр) – 8
- Историческая ценность (1 – нет, 5 – возможно, 7 – более чем возможно, 10 – однозначно есть)- 8
- Посоветовать другим (1-нет, 5 – если других дел нет, 7- сходите, обсудим, 10 – обязательно идти) – 9
Средний бал – 8,1 (1 – в топку вместе с рецензией, 5 – это интересно, 7 – надо идти, 10 – так не бывает!)
