Мы знаем «Гамлета» Шекспира, в школе проходили. Есть несколько переводов. Самые известные, пожалуй, Лозинского и Пастернака. Кино-Гамлет Козинцева со Смоктуновским (1964) – это как раз Пастернак. Перевод Лозинского считается более близким к оригиналу, поэтому, к примеру, большой знаток английской литературы Корней Чуковский советовал читателям брать Лозинского. Если уж вы хотите больше Шекспира, чем Пастернака.
Однако, стоит признать, что гений великого нашего поэта не испортил исходного материала. Скорее переосмыслил. Точно так же, как когда-то сам Шекспир переосмыслил и рассказал по-своему историю Гамлета, с которой он познакомился, изучая хроники датского летописца Саксона Грамматика. Гамлетов было и до Шекспира много, не страшно, если будет еще один. Наш. Так думал я раньше, когда читал о претензиях к Пастернаку любимого моего Набокова.
Теперь же я искренне уверен, что у каждого гения может быть свой «Гамлет». Более того, если это, действительно, гений, и он берется переводить историю на любой из языков планеты, особенно язык искусства, то у него просто обязательно должен родиться свой «Гамлет». А как иначе?!
На афише «Гамлета» Льва Додина написано так: «Сочинение для сцены Л. Додина по С. Грамматику, Р. Холиншеду, У. Шекспиру, Б. Пастернаку». Холиншед – автор английских хроник, современник Шекспира, у него классик заимствовал сюжеты «Макбета», «Короля Лира», «Ричарда III»…
Автор сочинения для сцены в результате – Лев Абрамович Додин. Почему нет?
Что в «Гамлете» тебе моём?
«Гамлет» Додина смонтирован особо. Основная фабула сохранена: есть принц Датский, есть его мать Гертруда, поспешно вышедшая замуж за Клавдия, брата покойного мужа, есть Офелия, невеста Гамлета и есть трагедия человека, погибающего от ослепляющей жажды справедливости.
Погибают, как и задумано, все. Но почему и как – это предмет для изучения отдельный.
Отравленные рапиры, которыми обмениваются Лаэрт и Гамлет в финальной дуэли, у Додина превратились в ожидания и надежды, обманчивые, опасные, не хуже яда. Ими обмениваются герои на протяжении всего спектакля, и они медленно и верно убивают всех участников этой смертельной карусели.
Спектакль по сути начинается с дуэли. Танца Гертруды и Гамлета, где мать предстает перед нами красивой, молодой, ликующей, влюбленной, а ее партнер — закрытым капюшоном, задрапированным по самые брови. Она – сама музыка, само движение жизни. Он – механизм, орудие, тренажер, спарринг-партнер. Тень… Кстати, в спектакле Льва Додина нет тени отца Гамлета. Кажется, что он сам – эта тень. Недаром портрет Гамлета на его футболке выглядит как портрет Дориана Грея. Герой – молодой красавец, а его изображение, его душа – наполовину злобный морщинистый старик.
У всего трагического квартета на футболках портреты тех, кто им дороже всего на свете, их кумиров, их возлюбленных, их амплуа или выбора, в конце концов.
У Офелии на футболке Гамлет с надписью «Это мой принц», у Гертруды Клавдий «Это мой король». А у Клавдия – сам улыбающийся Клавдий и, понятно, надпись – «Я – король». Кажется, только у Гамлета нет никакой надписи на футболке, только его страдающий раздвоением личности портрет. А это значит, что он сам не знает своего пути и не вполне понимает свою роль.
Но мы отвлеклись. Вернемся к тому, чем отличается сюжет истории Додина от классической истории Шекспира. Нет никаких стражников, нет пролога с Тенью отца Гамлета. У Офелии нет отца царедворца Полония, его роль исполняет брат. Говоря проще, в этой пьесе нет Лаэрта. Полоний – брат Офелии. Как и положено Полонию, строит козни, подслушивает и погибает от рук Гамлета.
У Додина бродячие артисты – они же могильщики, как черви выползают из под земли, а когда всё кончено, и сцена, представляющая до этого решето, заготовку для пола, превращается в финале в деревянный настил, крышку гроба, классическую театральную сцену, которая возвышается над человеческой трагедией, над братской могилой, ставшей историей. Эта сцена – полигон для других упражнений. Она фундамент для новой жизни, новой власти. Без червоточин, сомнений и поединков.
Вообще надо сказать пару слов о пространстве постановки. Оно представляет собой строительную или скорее реставрационную площадку. С лесами, полиэтиленовыми шторами по всему периметру и снятыми досками пола. Прогнившими, наверное. Это же Датское королевство, как никак.
Герои, за исключением червей-артистов, появляются из боковых дверей, за пределами которых играет красивая музыка. Её мы можем слышать только когда эти двери открыты. Во всех остальных случаях – тишина. Как в гробу. Только здесь кипят страсти. В этой табакерке. И отсюда никто не уйдет живым. Это же мышеловка. Помните название пьесы, которую Гамлет просит сыграть бродячих артистов, чтобы вывести на чистую воду Клавдия и Гертруду?
Дуэли ядовитых надежд и несбыточных ожиданий следуют одна за другой. Первая Гертруда-Гамлет, о которой мы уже говорили. Вторая Гамлет-Офелия. Третья – Гамлет – Клавдий. Есть даже поединок Гертруда-Клавдий, в котором отчаявшаяся королева прямым текстом призывает мужа решить вопрос кардинально, убрать Гамлета, иначе жизни им не будет. В ответ Клавдий хватает жену за шею и бросает на земь. В этом отчаянном жесте вся беда и, возможно, завязка трагедии. Уж не по вине ли этой красавицы принц лишился родителя? Судя по всему, роман Гертруды с деверем расцветал еще при жизни короля Гамлета. Мы же помним, что отца звали Гамлет. Убить одного, значит неизбежно ранить другого. Какова же здесь роль Клавдия?
Он как будто жертва этой страсти, этих отравленных грехом ожиданий своей жены-любовницы. Он в прямом и переносном смысле остается без штанов по её вине, слабым, беззащитным. Сначала голым, а потом мёртвым королем.
Шекспиром драму не испортишь
В своем сочинении для сцены Лев Абрамович Додин особую роль отвел самому Шекспиру. В его пространстве классический хрестоматийный «Гамлет», ставший бумагой, буквами, текстом, книгой из серии «Классики и современники» — орудие в руках одержимого местью героя.
Гамлет именно из этой книги отчеркивает текст для постановки бродячими артистами. И не «Убийство Гонзаго» разыгрывают они, а сцену из пьесы «Гамлет». И это выглядит странно, и так напоминает фирменный линчевский прием, когда герои его «Внутренней империи» наблюдают за собой со стороны. С какой-то той, обратной, стороны, где все всё уже произошло. А здесь, на этой стороне пока об этом не знают.
В этой связи метафора кротовых нор, привязанная в тексте Шекспира к призраку, для которого нет преград во времени и пространстве, у Додина как-то ближе артистам-могильщикам, проползающим насквозь всю эту историю. Они – единственные живые персонажи, рабочие сцены не в счет, оставшиеся с нами до самых последних реплик телеобращения к народу Дании нового правителя Фортинбраса.
Томик Шекспира появляется в руках Офелии в первой же сцене встречи с Гамлетом, потом он попадает в руки Гамлета, а после «Мышеловки» возвращается к Офелии, как предсмертный подарок возлюбленного. Она, будучи уже в состоянии душевного раздрая после смерти брата и отъезда Гамлета в Англию, вырывает из книги страницы и дарит их королевской чете. И это похоже на гадание, пророчество, книгу судеб для обреченных любовников. И всё тот же линчевский взгляд «с той стороны». Где всё уже свершилось.
Гамлет и Лопахин – танцуют все!
Когда нам не нравится режиссер, мы обычно, замечая у него повторы каких-то сценических решений, пеняем ему на это, обвиняем в самоцитировании, отсутствие новых идей. А когда нравится, мы это называем мотивами творчества. Ну вот эти все бесконечные гуси, утки, летающие индюшки у Кустурицы. Вся эта живность… В «Андеграунде» целый зоопарк после бомбежки, орангутанг в обнимку с главным героем. В «Черной кошке» — свиньи, гуси и, собственно, сами кошки и коты. Во «Времени цыган» — индюки. И т.д. и т.п.
У Римаса Туминаса как минимум в трех спектаклях есть бессловесный персонаж, что-то вроде спутника, юродивого барабашки, который постоянно сопровождает героя и как-то резонирует с его настроением. В «Улыбнись нам, Господи», это Козочка, в «Евгении Онегине» — лохматый домовенок с балалайкой, в «Царе Эдипе» — чокнутый солдатик-легионер.
Я слишком мало знаком с творчеством Льва Абрамовича Додина. Видел всего-то четыре его спектакля. Но осмелюсь утверждать, что между «Гамлетом» 2016 года и «Вишневым садом» 2014 года есть неразрывная и неслучайная связь.
В моем представлении получается что-то вроде дилогии о разрушении. Мира и человека, сделавшего свой выбор. При этом как ни странно, первой частью идет именно «Вишневый сад», где старое имение, старый мир обречены под топор нового хозяина, не понимающего еще, какая жуткая участь ждет его на этом развилке. В финале – грустное пророчество, герои в исподнем, как перед расстрелом, на фоне деревянной стены. То, что ждет всех лопахиных, раневских и гаевых. Всю Россию.
И вторая часть – «Гамлет» — история после великого террора, застоя и гнили, история реставрации, ремонта. С заменой прогнивших полов и трухлявых стен. Со справедливостью, ставшей роковой целью для героя. Кстати, фразу о разрыве нити, которую нужно соединить произносит не один Гамлет. Такое ощущение, что все герои чувствуют своё право на восстановление связующей нити. По-своему.
В итоге: герои трагедии, стоящие на настилах строительных лесов, похожи на заключенных, которых вывели из камер на построение. И фраза – «Дания- тюрьма» приобретает практическое воплощение. А там уже и «Весь мир – тюрьма, а Дания из худших». При этом, понятно, что хороший, искренний зритель не про их нравы пришел посмотреть.
И тогда поведение Гамлета в финале, его танцы, его соло на флейте становятся не повторением разухабистого танца Лопахина и его «My way». Не от недостатка идей или хороших артистов в своей труппе великий русский режиссер Лев Додин зеркалит эти истории из разных эпох и культурных слоев. Ксения Раппопорт, Игорь Черневич, Данила Козловский, Елизавета Боярская — и там и тут. Отвергнутая Офелия-Варя, несостоявшаяся невеста. Королевская пара – Раневская-Гертруда и Клавдий-Гаев и, конечно, главный герой, сметающий всё на своем пути – Лопахин-Гамлет. Для меня эта связь очевидна.
А вы, при желании, можете считать эти совпадения мотивами творчества. Или вовсе их не заметить…
P.S. Только настоящим артистам и еще привидениям дано уподобиться тем самым кротам и проделывать ходы во времени и пространстве так, как им заблагорассудиться. Лишь бы получилась хорошая история, которая заиграет в вас своими красками и звуками, отзовется своими рифмами.
Ведь нить, которая разорвалась, — ваша. И только вам её под силу восстановить.
Фото: официальный сайт МДТ Театра Европы
ШКАЛА ГАРМОНИИ (авторская разработка авторов портала gorsovety.ru)
Для людей, которые любят конкретику, и которым некогда читать большие тексты рецензий.
Оценка спектакля (художественного произведения) по нескольким критериям по шкале от 1 до 10
- Оригинальность – (1- нет, 5 – где-то я такое видел, 7 – раньше я такого не видел 10- что это было?) – 6
- Яркость (декорации, спецэффекты) – 1-нет, 5 – симпатичненько так, 7- хорошо прям, 10- вау!) – 8
- Трогательность (эмоциональность) (1 – нет, 5 – мурашки(одобрительный смех), 7- пощипывает глаза(смех без контроля), 10 – заплакал) – 7
- Катарсис (1 –нет, 5 – задумался о вечном, 7- еще раз задумался о вечном 10- переосмыслил всю свою жизнь) – 7
- Художественная ценность (1 – нет, 5 – а в этом что-то есть, 7 – в этом точно что-то есть, 10 – шедевр) – 7
- Историческая ценность (1 – нет, 5 – возможно, 7 – более чем возможно, 10 – однозначно есть)- 7
- Посоветовать другим (1-нет, 5 – если других дел нет, 7- сходите, обсудим, 10 – обязательно идти) – 10
Средний бал – 7,4 (1 – в топку вместе с рецензией, 5 – это интересно, 7 – надо идти, 10 – так не бывает!)
