Премьера спектакля «Евгений Онегин» состоялась больше десяти лет назад на сцене театра Вахтангова в Москве. Это не первое обращение к русской классике режиссера Римаса Туминаса. Однако взяться за главный роман в стихах солнца русского поэзии и нашего всего – было с его стороны смелым и авантюрным решением. Достаточно почитать отзывы на первые спектакли, чтобы понять, как неоднозначно была принята эта работа простыми почитателями Пушкина. И это еще мягко сказано.
Однако время и терпение показало, что Римас Туминас смог сделать нечто невообразимое, сумев перенести на сцену казалось абсолютно непереводимый ни на какие языки великий роман.
Римас Владимирович Туминас (72 года) – литовский и российский театральный режиссер, с 2007 по 2022 гг возглавлявший театр имени Вахтангова в Москве. Практически каждый его большой спектакль заслуженно удостаивается высших театральных наград. За «Евгения Онегина» Туминас получил «Золотую Маску» как лучший режиссер-постановщик. В номинации «лучший спектакль большой формы» более удачливым конкурентом оказалась достойная работы Льва Додина в МДТ «Театр Европы» «Коварство и любовь». Можно себе представить плотность гениев на театральном Парнасе 2014 года.
С приходом Туминаса театр Вахтангова стал, пожалуй, самым модным театром Москвы. Связано это в первую очередь с талантом Римаса Владимировича как постановщика, а потом уже как театрального менеджера, умеющего организовать вокруг себя правильную творческую и созидательную атмосферу.
Откуда всё растет?
В своих воспоминаниях о работе над спектаклем Римас Туминас признался, что дело не сдвинулось мертвой точки, пока не возник образ репетиционного балетного зала. С зеркалами, станком, специальным балетным покрытием на полу и, конечно, мадам-воспитательницей, дающей уроки танцев молодым чаровницам. В роли воспитательницы – Людмила Максакова, примадонна вахтанговского театра.
Откуда взялся это образ, трудно сказать. Пути искусства неисповедимы. Может быть, изучая материал, режиссер обратил особое внимание на тему сватовства и замужества русских невест в ту пору. На примере Татьяны и Ольги, переживших по-разному свои первые трагедии неразделенной любви, можно проследить эту довольно ощутимую и универсальную траекторию судьбы девушки из русской провинции. Первая влюбленность, разочарование, выезд в город, смотрины, сватовство и замужество. На последнем этапе мало романтики и поэзии. Дети, домашние хлопоты и ранняя старость.
Этот мотив скоротечности времени, контраста между горячей юностью и уставшей зрелостью, между романтикой и реальностью, между чувством, страстью и опустошенностью стал в итоге, на мой взгляд, основным, системообразующим в постановке Римаса Туминаса.
Первая же сцена расставила все по своим местам. Уставший, разочарованный, «реальный» Онегин в исполнении Сергея Маковецкого (Алексея Гуськова), сидит в кресле на авансцене. Он как автор-рассказчик и одновременно герой истории рассуждает о бренности бытия и вспоминает ушедшие годы.
«Блажен, кто смолоду был молод, блажен, кто вовремя созрел», — говорит герой Маковецкого. Это строки из 8-й главы романа, скачок почти в самый конец произведения. Часто используемый в кино прием – когда фильм начинается с некой кульминации, которая оказывается в итоге фальш-финалом. Потому что дальше будет самое главное – развязка конфликта и фееричный, неожиданный финал. А всё, что идет после завлекающего пролога – будет последовательным изложением сюжета, всей цепочки событий, которые привели к этому фальш-финалу.
На авансцене – уставший и постаревший герой, за его спиной покинутое поле боя в виде балетного зала с зеркалами и застывшей на коленях прекрасной девой в белом платье.
В такой постановке авторский монтаж неизбежен. Строки про умирающего дядю выпали, поскольку про них и так знает каждый троечник. История начинается с описания жизни героя в деревне, его знакомства с романтичным Ленским.
И рассказывают эту историю вместе с «реальным» назовем его Мета-Онегиным, еще как минимум два Онегиных и один Мета-Ленский, артист, произносящий текст связанный с Ленским, второй Ленский из воспоминаний – нем и красив, как герой немого кино.
Понятно, что два остальных Онегина в исполнении Виктора Добронравова и Владимира Вдовиченкова олицетворяют две ипостаси лирического героя. Изящный и манерный Добронравов – Онегин действия, тот самый, в которого влюбилась юная Татьяна, и который стрелялся с беднягой Ленским. Взбалмошный и явно нетрезвый или только с похмелья язвительный мизантроп Вдовиченко – Онегин чувства, еще не окаменевший до Мета-Онегина, застрявший в переходном, почти летучем состоянии.
Татьяна – одна. С начала и до конца. Потому что это абсолютно цельная натура, её чувство не делится на дроби, не твердеет и не испаряется. Она – душа, нежность, красота, идеал, попавший каким-то чудом в этот мир, полный условностей и неписанных правил. Она то и дело нарушает их по простоте душевной. Слишком закрыта там, где положено быть наивной, слишком искренна там, где принято напускать туману. Потому все её сцены – как явление тихого ангела, который все мертвое вокруг себя оживляет своим присутствием. Книги в доме Онегина начинают сами по себе перелистываться, будущий муж – у Пушкина упоминаемый вскользь и непонятно чем, кроме своих воинских подвигов, приручивший эту дикарку, начинает трогательно и заговорщицки лакомиться деревенским вареньем вместе с невестой, размораживается наш Мета-Онегин Маковецкий, понимающий от какого сокровища он отказался когда-то.
В конце концов в финале Татьяна оживляет огромного медведя из её сна об Онегине. Она танцует с чучелом медведя испуганная, обреченная, пытающаяся заставить его двигаться, дышать. И эта последняя её попытка спасти себя, свою любовь, свою душу. Но всё тщетно. Медведь остается неподвижен и страшен, а маленькая Татьяна безвольно опускается в его безжизненные объятия. Что такое этот медведь? Онегин? Нелюбимый, но правильный муж генерал? Или вся наша косность, наша грубость и отчужденность, с которыми нельзя быть живым. Слишком сильно заколдовано.
Театральная аритмия как способ оживления материала
Ритм – понятие музыкальное. Поэтому все спектакли Римаса Туминаса, и «Евгений Онегин» не исключение пронизаны, окутаны и прошиты, уж не знаю, как сказать, музыкой. Композитор Фаустас Латенас, ушедший от нас в 2020 году, совершил маленькое чудо – из маленькой музыкальной фразы Петра Чайковского (Старинная французская песня в Детском альбоме), сотворив нечто симфонического масштаба. Мелодия Чайковского звучит в нескольких вариациях и жанрах – от вальса до какого-то уэльского танца. Затихает в лирические моменты и бурной волной падает в зал с приливом. В сцене дуэли, у Туминаса – убийства беззащитного Ленского звучит музыка Верди, мелодия неаполитанской песни из «Крестного отца».
Театральная аритмия в исполнении Римаса Туминаса – это высший пилотаж. Для того, чтобы зритель почувствовал настроение героев, атмосферу русского поместья первой половины 19 века, действие замедляется, становится вязким, внятным до карикатурности. Музыка затихает, отбивая как метроном необходимый ритм, чтобы мы не теряли контроля, не расслаблялись. Яркий пример – сцена первого визита Онегина в дом Лариных. Ни одной реплики за почти семь минут сценического времени. Только пантомима, музыка и хореография. И как результат – влюбленная Татьяна, которая уходит со сцены последней, отбиваясь от назойливых приставаний любопытной сестры.
Время у Туминаса не линейно. Нельзя однозначно сказать, описывая действие на сцене: «А потом было так, а после стало вот эдак». Есть подходящее слово для всего, что делает Римас Туминас – полотно. Не в прямом смысле, конечно. Это большая живая картина, в которой есть место и зарисовкам из быта помещичьей усадьбы, и рассуждениям о бренности бытия, и театральной буффонаде, яркой эксцентрике, всему что должно расшевелить, растревожить и включить зрителя в процесс сотворчества, без которого не бывает настоящего театра.
Огромная ответственность за включение зрительского соучастия лежит на артистах. В спектакле «Евгений Онегин», и это редкий случай для театрального искусства, нет статистов, нет массовки в её привычном понимании. Онегинские невесты – условный кордебалет – живой организм, за каждой интересно наблюдать. При этом у многих есть свои сольные партии. Говорят, что артисты, зная, как работает Римас Владимирович, сами просили его придумать что-нибудь для их персонажей.
В результате мы наблюдаем прекрасную сцену именин Татьяны во втором действии, интермедию с русской охотой, с зайчиками, которые так взбудоражили правоверных пушкинистов и многое другое – то, что сделало реальной эту старую историю, ставшую на наших глазах такой понятной и трогательной.
В вечном споре между театром представления и театром переживания, мы смогли увидеть настоящий театр, придуманный когда-то великим Вахтанговым. Живой театр, в котором есть место и переживаниям, и театральной игре с её условностями и нарочитым гротеском.
А когда ты чувствуешь, как ком подкатывает к горлу и перехватывает дыхание от какого-то непонятного, не твоего вроде бы горя, тебе абсолютно не важно по каким канонам создавалось это чудо.
Фото спектакля из группы Театра Вахтангова в ВК. Автор — Ольга Кузьмина
