Поймал себя на мысли, что по спектаклям Туминаса я никогда не писал никаких более-менее развернутых отзывов. При всем при том, что именно его творчеству я обязан тем, что снова полюбил театр. Как в юности. Только теперь без лишних иллюзий.
Чуть больше шести лет назад мне подарили книгу о жизни и творчестве выдающегося режиссера. По старой своей дурной привычке я читаю все, что мне дарят. Почти все. Эту прочитал. Гражина Байкштите «В саду Римаса Туминаса». Рекомендую.
Книга эта состоит из воспоминаний разных людей о герое и его интервью на самые разные темы.
Мне жутко захотелось увидеть хоть один спектакль человека, которого так хвалят коллеги, и, на каждую премьеру которого, в Вильнюс ездила сама Людмила Гурченко.
И я нашел в YouTube «Дядю Ваню» с Маковецким, Вдовиченко и Максаковой. Там какая-то россыпь «Золотых Масок», гора положительной критики, но я-то, зараженный в девяностые скепсисом по отношению к орущим, заламывающим руки и падающим на колени артистам, даже и не думал, что такой эффект произведет на меня эта постановка. В итоге, я накопал в интернете все, что там было. «Маскарад» с Князевым, «Улыбнись нам, Господи», и, конечно, «Евгений Онегин», вызвавший целую волну критики со стороны ревнителей русской классики. И какой имел право этот прибалт совать свой нос, и кощунство- извращение, и Пушкин вертится в гробу.
Словом, вы и без меня знаете, как у нас обычно реагируют на постановки классики, если её читают не на цыпочках и не при свечах. А я был оглушен, ошарашен и сражен наповал. Вместе с Ленским. Такого нежного, трепетного, осторожного обращения с текстом, такого осмысления романа, давно ставшего какой-то застывшей массой, растасканной на цитаты, я не видел никогда.
Потому, как только в театральной программе Платоновского фестиваля появился «Царь Эдип» в постановке Туминаса, я сразу же отправил запрос на аккредитацию. До этого я считал Платоновский фестиваль чем-то буржуазным, недоступным и неинтересным простому зрителю. И всегда испытывал, как бывает в таких случаях, смешанные чувства зависти и презрения.
Но тут – Туминас. Пришлось наступить на горло собственной гордости, и вот спустя шесть лет, я ни разу об этом не пожалел. Моя жизнь изменилась кардинально, в ней стало гораздо больше поводов для счастья. Потому что настоящий театр – это такая радость, такой кайф, что, попробовав его однажды, ты уже никогда не сможешь без него обойтись. Понимаю, что звучит не очень. Зависимость в любом виде пагубна, говорят. Но такая зависимость, как вера в Бога, спасает и бережет.
Театр – чудо. Как и любое гениальное искусство. Просто надо уметь его чувствовать, видеть. И понимать. Я жду, когда во мне откроется такое же понимание по отношению к живописи и музыке. Надеюсь, кто-нибудь подарит мне подходящую книгу…
Кто эти люди?
Пунктирно, для тех, кто не в курсе. Римас Владимирович Туминас (70 лет) – литовский театральный режиссер, с 2007 по 2022 гг возглавлявший театр имени Вахтангова в Москве.
Практически каждый его большой спектакль заслуженно удостаивается высших театральных наград. Уверен, такое же признание ждет и последнюю его работу – спектакль «Война и мир» по роману Льва Толстого.
Театр Вахтангова. Образован как студия МХАТ в 1921 году. Под руководством ученика Станиславского Евгения Вахтангова студия проработала всего год. Но какой это был год! Новаторство и метод фантастического реализма, как называл его сам Евгений Багратионович оказали колоссальное влияние на развитие театрального искусства.
В результате, уже после смерти Вахтангова его студия в 1926 году превратилась в самостоятельный театр его имени, а в 1956 году театр получил звание академического. Не знаю, насколько это важно сейчас…
Визитной карточкой театра долгие годы был спектакль «Принцесса Турандот», впервые поставленный самим Вахтанговым в 21-м году незадолго до смерти. Спектакль по сказке Карло Гоцци, полный театрального юмора, гротеска, искрометный и зажигательный, покорил московскую публику. Этот спектакль восстанавливали несколько поколений вахтанговцев. Но за год до прихода Туминаса художественный руководитель театра Михаил Ульянов снял «Турандот» из репертуара. Не знаю, почему. Может быть просто от него устала публика? Никто не будет снимать спектакль, на который хорошо продаются билеты…
С приходом Туминаса театр Вахтангова стал, пожалуй, самым модным театром Москвы. Связано это в первую очередь с талантом Римаса Владимировича как постановщика, а потом уже как театрального менеджера, умеющего организовать вокруг себя правильную творческую и созидательную атмосферу. Вместе с директором театра Кириллом Кроком они развернули масштабное строительство новых театральных пространств и культурного центра во Владикавказе, на родине Евгения Вахтангова. Теперь у театра 4 сцены, своё арт-кафе и студия.
«Война и мир»
На мой неискушенный взгляд в творчестве Туминаса воплощается своего рода идеальный театр. Недаром маэстро часто говорит в своих интервью о том, что он ставит спектакли для сферы незримой, обиталища ангелов, духов. И в этом нет ни грамма кокетства. Для него театр что-то вроде портала в другие измерения. Опасное и восхитительное занятие.
При этом в его постановках, тщательно выстроенных и отшлифованных до блеска, нет занудной академичности, статуарности.
Даже пустая сцена у него полна какого-то ощутимого физически движения. Это движение так выпукло и остро подразумевается какими-то процессами вне нашего поля зрения, что появление артиста, который просто проходит по авансцене только лишь подтверждает наши догадки, разряжает обстановку, завершает, закрывает большое событие, которое нам даже не показали.
Сценография «Войны и мира» решена просто и гениально. Огромная стена, имеющая свойство двигаться в нужный момент и скамейки-тумбы, на которых можно сидеть, стоять, лежать и которые так легко и быстро убираются, когда это необходимо. Один раз на сцене появляется пианино, пожалуй, самый громоздкий предмет интерьера. Стул и табуретка не в счет.
Салон Анны Павловны Шерер, показательная вводная сцена спектакля и романа решена у Туминаса предельно просто. Курагины: князь Василий (Владимир Симонов) и его бесенята-дети Элен (Яна Соболевская) и Анатоль (Владимир Логвинов), Шерер, обедневшая княгиня Друбецкая (Мария Шастина), виконт Мортемар (Олег Макаров), Лиза Болконская (Мария Бердинских) и условная тетушка Мария Игнатьевна Перонская (Людмила Максакова), прижавшись плечом к плечу сидят на длинной тумбе и почти не смотрят друг на друга, проговаривая свои реплики. Анна Павловна (Юлия Рутберг) толкает свои патриотические речи о предназначении России, встает и тут же садится. Остальные до конца сцены не отрываются от своих мест. Друбецкая просит князя Василия пристроить сына Бориса в адъютанты к Кутузову, тот со скрипом соглашается. И только Андрей Болконский (Виктор Добронравов) и Пьер Безухов (Павел Попов) не в этой цепи, сами по себе. Первый просто наблюдает и молчит. Второй порывисто заступается за Наполеона, которого искренне считает великим человеком. И дважды получает в ответ комичное по-французски грассирующее возмущение тетушки Максаковой: «Пьер, вы гусский?!»
Каждая сцена спектакля выстроена ритмически настолько четко, что зритель уже не замечает швов и переходов. Он как будто рассматривает мозаику, которая оживает на твоих глазах. Время перестает быть ощутимым. Спектакль длиться почти пять часов с двумя антрактами. Я смотрел его дважды, и оба раза на одном дыхании. Простите за эту расхожую фразу. Но это тот случай, когда банальности не избежать. В смотрении этого спектакля нет экватора, нет неизбежного для любого шедевра занудства, которое преодолевается терпением и надеждой на скорый спуск с горы к финалу.
И все это именно потому что каждая сцена в нем – маленький шедевр театрального искусства. Для примера – сцена знакомства с семейством Ростовых. В глубине появляется Ростов старший (Андрей Ильин) с пюпитром, он поет какой-то романс, создавая фон легкой творческой безалаберности, на переднем плане на тумбе сидят графиня Ростова (Ирина Купченко) с беднушкой Друбецкой и еще одной кумушкой из света, они обсуждают последние сплетни о Курагиных, Безуховых и проч.
Рядом с ними, вокруг них расхаживает старшая дочь Вера (Лада Чуровская). Она как кошка, гуляющая сама по себе. Одинокая, независимая, насмешливая и уязвленная. Тем, что её не любят, как Наташу, или потому, что не любит она. Вот такой персонаж – отрешенный наблюдатель, активно участвующий во всех самых важных сценах, часто не имеющий даже реплик, для Туминаса – явление не редкое. В «Улыбнись нам, Господи!» это козочка в исполнении Юлии Рутберг, в «Онегине» чудаковатая странница, в «Царе Эдипе» немой солдатик.
У Веры есть несколько реплик, но главная её задача не в словах, а в самом её присутствии на сцене, создающем дополнительную плотность изображению и рельефности эмоциям героев. Это как управляемый сгусток энергии. Как собака, в обнимку с которой больше чувствуется одиночество человека.
И вот две зафиксированные точки зрительского внимания – Ростов с пюпитром и Ростова с кумушками, между ними кружится старшая дочь. И вдруг эта степенность, нарушается резким громким аккордом, как будто окно распахнулось от порыва ветра и на сцену врывается ватага резвящихся детей – Наташа Ростова (Ксения Трейстер), её кузина Сонечка (Мария Волкова), брат Николай (Юрий Цокуров) и друг семьи Борис Друбецкой (Николай Романовский). Кумушки вскакивают, всплескивают руками, отбегают на несколько шагов, пропуская стремительно проплывающих перед ними через всю сцену группку шалунов. Они не просто пробегают.
Там целые композиции, фигуры, как у советских физкультурников. То девочки, взгромоздившись на пианино, ритмично ударяют по его клавишам, пока мальчишки толкают инструмент по сцене. То они устраивают свадебное шествие Бориса с куклой. По сути – это иллюстрации детских семейных забав, описанных в романе Толстого. Эти 7-8 минут разговоров с перебивками на детские игры, дают полную картину по-своему счастливой семьи, далекой от Наполеона и салона Шерер, еще не знающей, какие тяжелые испытания ей предстоят.
Мне бы в небо!
Я описал вам сложную сцену, в которой задействовано минимум 9 артистов. Это можно сказать массовая сцена. А как же, спросите вы, режиссер решил батальные эпизоды, как он показал войну? Как он показал первый бал Наташи Ростовой? Небо Аустерлица?
И тут я только разведу руками. Не было неба и бала, который мы знаем по книге, не было и батальных сцен. Вернее сказать так: их нам не показали. Но мы-то знаем, что был и Аустерлиц, и первый бал. Мы это понимаем по Болконскому, который в финале первого акта с засученными рукавами строит новый дом в имении и признается Безухову, что более никогда не пойдет служить в русскую армию. Весь бал с его многостраничными разговорами и описаниями смятения чувств юной дебютантки уложился в тур вальса с Болконским, от которого веет торжеством и обреченностью одновременно. А вся война – её ужас, кошмар и надрыв выразил как ни странно не самый главный герой романа – Николай Ростов (Юрий Цокуров).
Именно на примере ломки характера бравого гусара, любимца семьи Николя, мы имеем возможность увидеть, что такое война, и как она страшна. Сцена, где он чумазый, босой, почти в одном исподнем, размахивает ружьем, и огромная тень мечется по стене за его спиной, где он раскладывает в ряд шинели, зацепив их штыком винтовки, одна из самых сильных в спектакле. У художника Верещагина гора черепов символизировала апофеоз войны, а у Туминаса эти разложенные шинели снимали эпический пафос «упоения в бою», «богатыри не вы» и проч.
Нет людей. Они были, и теперь их нет. Только пыльные пустые шинели сиротливо разбросаны на поле. Война – это смерть. Это пустота. И на плечах тех, кто выжил, ложится вся тяжесть утраты. Им нести эту пустоту. Жить с ней. Потому Наташа Ростова накидывает на свои плечи шинель и остается в ней до самого конца. Не венчанной вдовой, простившейся со своей юностью и любовью навсегда.
Можно бесконечно восторгаться решениями гениального Туминаса. Но сколько не говори «лукум» во рту слаще не станет. Так что, лучше самому увидеть. Точно вам говорю.
Главное, что на мой взгляд, характерно для этого спектакля и для всего творчества Римаса Туминаса: бесстрашное сочетание театральных клише, элементов театральной эксцентрики и искренности, которая накрывает всё это сверху, склеивает, растворяет в чистой, абсолютно честной эмоции. Артист как будто понимает, что он на сцене, он играет. Он может быть смешным, забавным, помпезным. Но ему веришь.
Болконский просит руки Наташи, но объявляет ей, что помолвка их в тайне, и свадьба отсрочена на год по просьбе старого князя (Евгений Князев). Что же делает Наташа? Она падает на колени и начинает по-детски капризно стучать кулачком по сапогам жениха. Князь переставляет ногу, и Наташа промахивается. Он снисходительно посматривает на свою невесту, не меняя позы, а потом внезапно поднимает её как котенка за шкирку. И тут же из капризной девочки, Наташа превращается в покладистую и понимающую невесту серьезного человека: «Я все поняла! Я буду ждать вас, сколько придется!»
И это смешно и трогательно одновременно. Один штрих, маленький забавный этюд объясняет нам больше, чем реплики героев.
Музыка нас связала
Ещё об одном хочу сказать. О музыке в спектаклях Туминаса. Казалось бы, дураку понятно, что хорошее музыкальное сопровождение делает постановку насыщенней, эмоциональней, обогащает палитру. В голливудских фильмах с этим даже перебарщивают. Там порой и шага герой не может ступить в тихой простоте.
В «Войне и мире» Туминаса, как и в «Евгении Онегине» музыка – это движение, настроение, состояние героев. Не обошлись в «Войне и мире» без Чайковского. В «Евгении Онегине» лейтмотивом была «Старинная французская песенка» из Детского альбома, а в «Войне и мире» звучит его «Херувимская песнь». А молитва всех русских женщин «Ты моя мати, Царице небесная» звучит как главное музыкальное послание всем нам. В этой песне сосредоточена вся бесконечная, искренняя и наивная до трагизма вера русского человека в счастливое будущее. В утешение.
Два года назад от сердечного приступа умер композитор Фаустас Латенас, написавший музыку ко всем спектаклям Туминаса, которые я видел. В память о нем в музыкальную партитуру «Войны и мира» был встроен фрагмент из музыки Латенаса к спектаклю «Вишневый сад» 1990 года. Я не настолько знаком с творчеством Латенаса, чтобы сходу отличить его музыку от обозначенной в программе спектакля музыки Керубини. Но сам факт его незримого участия в постановке друга после своего ухода впечатляет.
Вы понимаете, о чем я? Что значит музыка в этом спектакле?
Музыка говорит с нами помимо текста. Вместе с текстом. Она сама, как отдельный, очень важный голос. Не на уровне смыслов, понятий, рассуждений влияет она на нас, а на уровне эмоций, исторической памяти, древних архетипов, природных инстинктов, в конце концов. И этот код бьёт мощно, наверняка. От него одна защита – глухота. И даже не физическая. Духовная.
Что я услышал?
Я услышал самые нужные слова. Понимаете, в чем дело. Говорить умеют многие. Толстой 4 тома написал. И рассуждений в них на том наберется точно. О человеке, о его предназначении, о войне, мире, любви. Но мы помним и любим этот роман не за рассуждения автора, а за его героев, за их настоящесть, трогательность, за их мир и их войну. Не абстракции возникают у нас в голове, когда мы вспоминаем роман Толстого. А что-то живое, что-то мягкое и утешающее, утоляющее нашу тоску, наш голод. Как хлеб в финальном монологе Пьера Безухова.
Туминас завершает спектакль сценой смерти князя Андрея и монологом Пьера, который в романе рассыпан репликами по тексту. А в спектакле словно под воздействием какого-то волшебного театрального магнита все эти реплики, фразы, мысли Безухова зазвучали мощнейшим манифестом свободы и любви.
«И все это мое, и все это во мне, и все это я! — думал Пьер. — И все это они поймали и посадили в балаган, загороженный досками!»
В тени, чуть поодаль на сцене стоит повзрослевшая скорбная Наташа, на авансцене прикрытый шинелью усопший князь Андрей, трупы-шинели повсюду. Война.
А мы не можем отвести глаз от странного очкарика с рюкзаком и в почти монашеской рясе. Он смеется и плачет от простого понимания, что его нельзя закрыть в балаган, что он свободен, его бессмертную душу в плен не возьмешь.
Он достает из рюкзака полбуханки черного хлеба и отрезает грубый ломоть. И причащается жизни прямо посреди войны и смерти. Плачет.
И мы вместе с ним.
