«Куда летишь, кукушечка,
Куда летишь, серая?»
«Лечу я в тот лесок,
А в том лесу – там три терема,
А в тереме – там три девицы,
Три девицы – три красавицы,
Три обманщицы».
(продолжение песни утеряно)
Я был на прогоне спектакля «Куда летишь, кукушечка?» в театре драмы. По пьесе Горького «Старик». Был я там по приглашению режиссера-постановщика спектакля Александра Сидоренко (премьера спектакля состоится 30 марта. – «Горсоветы».) Так уж вышло, что я пообещал режиссёру написать о своих впечатлениях. Я честно предупредил, что врать не смогу. Это Сидоренко не смутило. Ну и вот… Извините, если что не так.
Начнем с того, что мне искренне симпатичен режиссер Сидоренко. Я писал о его «Торчалове» и совершенно чудесных «Бедных людях» восторженные рецензии. Это было легко и радостно делать. Поверьте, мы журналисты ведь тоже люди, не хирурги и не каратели. Нам тоже бывает больно и обидно, мы тоже ошибаемся иногда что-тонедогововариваем, умалчиваем или пережимаем. Кто из нас не фальшивил хоть раз? Потому гораздо легче писать о спектакле, когда он понравился. А здесь вот придется помучиться.
Фабула: строитель Иван Мастаков сдает новый объект, все у него хорошо: приемные дети, инвестор и потенциальная жена в одном лице, довольно симпатичном, дом полная чаша. И вдруг приходит старик-странник с девицей, знающий о том, что герой на самом деле сбежавший каторжник Гусев. Начинаются тут бесконечные разговоры и в итоге …. СТОП Спойлер!!!
А теперь по существу. И тут, как говорится, из песни слов не выкинешь…
Ирония в том, что спектакль по Горькому должен был стать практически третьей песней о птице. Есть Песня о Соколе, Буревестнике, а эта о Кукушечке. Но не стал. Гармонь и русско-народные распевы предваряли действие где-то в недрах фойе театра, а потом весь спектакль шли фоном, намекая на то, что где-то другая жизнь, ну или я уж не знаю, на что еще эти песни могли намекать. Песня про кукушечку, которой в оригинальном тексте пьесы нет, прорвалась в главные роли, ее поют Девица, нарочито хрипящая, типа такая прожженная жизнью зечка и старуха Захаровна – что-то вроде экономки в доме главного героя. Но по мне такие сцены «а не спеть ли нам, братцы» даже у молодого Михалкова шли натужно, у Урсуляка в «Тихом Доне» на тоненького. А здесь так и вовсе как-то никак. По мысли понятно – вот сидят бабы, разные у них судьбы, а все одно – души бабские, боль одна. А по результату – нет, не торкает.
Короче, не зазвучала песня.
Ну, это ладно. Может еще зазвучит со временем.
Мне б вот хотелось остановиться на том, что могло бы стать точками роста для этой работы и что уже никогда такими точками не станет. И это может звучать обидно, потому что люди работали и они не виноваты, к примеру, что не умеют летать или у них нет трех октавного сопрано. Более того, они не виноваты, что Горький написал такую пьесу, которую даже перечитывать не хочется. Так что, друзья, без обид. Просто если я это не скажу, как я потом смогу вам в глаза смотреть, хвалить вас… Это уже будет какое-то циничное свинство, простите.
Итак, что хорошо?
Лучшая работа – актриса Ирина Кулешова в роли старухи Захаровны. Пять звезд. Это прямо то, от чего надо отталкиваться. Не народный Потанин, при всем уважении, а именно она. Каждый из героев – человек неидеальный, каждый грешен и способен на всякое. Старуха – прекрасно это передает – вот эту дьявольскую натуру русского человека, который приласкает, потому что обманул и жалеет. Можно ее представить на каторге, которая символически всех объединяет в финале с проекцией на стену. Да легко. Она отравит ради спокойствия домочадцев и глазом не моргнет. По-хозяйски, из любви к порядку и ладу.
Ещё. Когда стена (главная конструкция на сцене) стала боком, все как-то стало интересней и метафоричней. Люди-мыши, от которых Захарова и припасла свою отраву, бегали в простенке. Стол на заднем плане и застольная грустная песня вдруг расширила пространство и дала нужный градус глубины. Это же не просто частный случай, анекдот – это срез жизни, размышление. Этот стол прибавляет, а не оттеняет или разделяет на то, что здесь и то, что где-то там.
Ещё – само по себе желание постановщика масштабировать довольно камерную пьесу Горького – похвально. За попытку спасибо! Но перемучили в итоге.
Что изменить нельзя и потому либо нужны режиссерские решения, либо смириться и принимать букеты от доброй воронежской публики и не париться?
Артист Роман Слатвинский, очень талантливый драматург и судя по всему прекрасный человек. Я смотрел его авторский спектакль в Доме актеров. Очень трогательная, интересная работа. Его любят и ценят. Моя однокурсница , очень продвинутая и культурно подкованная журналистка, считает его роль в Вишневом саде (Семеонов-Пищик) ключевой. И она чуть ли не плакала, когда он отдавал все свои деньги Раневской. А я вот не плакал. Хороший человек в актерской профессии показатель не обязательный. Тут, как бы вам сказать, нужен талант, органичность. Перед нами еще один горьковский «положительный» герой с проблемами. Неоднозначный, несмотря на то, что в пьесе у Горького про него написано – светловолосый, бородатый, положительный тип русского мужика. Положительный тип! Что уже настораживает.
У Слатвинского получился прямо-таки тип. Крупными мазками – ХОРОШИЙ человек. Как в мелодрамах. Жили хорошие люди, а тут бац пришла беда и давай они мучиться, страдать. Могли бы любить друг друга, а вот на тебе… Но это Горький – у него в Климе Самгине ни одного однозначного ангела нету и в «На дне» нету. С чего это он появится в «Старике»? Тем более, как можно представить себе счастливую семью бывшего каторжника и любвеобильной вдовы, которая в финальной сцене поцелуя говорит – что «Чуть-чуть любит его». Все в этом доме, семье, стране неоднозначно и непросто. От сумы и от тюрьмы, помните? Вот этой неоднозначности мне катастрофически не хватало в этой работе. Это касается и Софьи, заигрывающей в начале с пасынком главного героя, потом с ним самим, потом с его кумом. Откуда вдруг в ней такая душевность. Ведь по всему – для нее это очередное приключение в стиле «Монте Кристо», так сделайте ее чуть авантюрней. А то получается у нас – героиня в конце слишком хорошая. Тип.
Старик – Валерий Потанин. Прекрасный артист. Пластичный, живой, но ему не хватает той же неоднозначности.
Злой старик. Тип. Может быть, финальная его реплика – как раскаяние звучит, но как-то странно это, искусственно что ли. Самое крутое раскаяние на моей памяти – у Дзампано в «Дороге» Феллини, когда абсолютно тупое животное, злодей и сволочь вдруг чувствует, как ворочается в нем душа, мучительно и больно. Вот этому веришь.
Молодежь в спектакле – такая же, как в «Месяце в деревне», «Вишневом саде» и «Гамлете» и скорее всего в других спектаклях театра драмы. Типы – неловкий, самолюбивый; слащавый глуповатый щеголь; капризная и наивная девушка. Зачет. Следующий!
Кум – та же история. Тип жуликоватого мужика, бойкого, веселого вора. Короче – типы, типы, типы.
Я, может быть, скажу сейчас криминальную вещь, но мне показалось, что не получилось у режиссера слепить то, что он хотел. Есть такое понятие – «Сопротивление материала». Вот оно как нельзя к месту. Новая сцена, труппа, большой босс, заглядывающий через плечо – что там у вас, ребятки, выходит? Ну и повторюсь – пьеса такая – недочехов какой-то. Извините, редкие фанаты Горького. Вас и так почти не осталось…
Говорят, спектакль нельзя судить по премьере. Он должен вызреть, сформироваться. И как же я буду рад, если так оно и окажется. А я просто ошибся.
Все ошибаются. Не только писатели и режиссеры, но и журналисты. И даже зрители. Особенно если они такие добрые, как у нас в Воронеже.
