Есть такое выражение: «соль земли». Наверняка вы слышали. Раньше. Сейчас его можно встретить только в районных газетах или тостах по случаю юбилея. Пафос этот стал музейным каким-то, из той жизни.
Я знаю человека, который сам весь целиком до кончиков ногтей из той жизни. Где честь, преданность и любовь к родине не были экспонатами, и не доставались из загашников по большим праздникам. Ирония в том, что этот человек – директор музея. Был директором до недавних пор.
Его жизнь и его работа – пример того, что мы еще не потеряли окончательно в наше циничное время. Веру в людей, в своё дело, в призвание, наконец.
Этот разговор не для хайпа. Мы не касаемся в нём никаких скандальных тем. Я просто хочу, чтобы вы знали, что есть такой замечательный человек Виктор Ковалевский. Он и есть соль земли. Потому что…
Вот…
Виктор: В 1994 году я закончил Истфак ВГУ.
Почему Истфак?
— Долгая это история. Жизнь человека штука интересная, много в ней поворотов, часто неожиданных.
Я это сейчас говорю, потому что в своё время в интервью Владимиру Васильевичу Тулупову 10 лет назад я уже отвечал на этот вопрос. Но прошло время, и сейчас я смотрю на всё немного по-другому.
Было же примерно так: я учился в 74 школе 8 лет. Школа была в хулиганском районе Воронежа – Железнодорожном, и мне после 8-го класса настоятельно порекомендовали идти в ПТУ.
Но в это время Университет наш в лице Симона Моисеевича Годника затеял такую программу по организации педагогического класса на базе 49-й школы. И как бы подобрать подходящие слова… Собрали 2 класса плохишей (не все плохиши, конечно, были). И в один из этих классов попал я.
И вот тогда, это было в 1985 году, начинает работать в университете научное общество учащихся. Я вообще-то хотел стать биологом, мне выдали удостоверение члена научного общества, и я ходил на биологический факультет знакомиться с будущими коллегами.
Пришли мы на биофак, студенты начинают нам что-то рассказывать. И вот я сижу и думаю: мне надо динозавров изучать, мамонтов, помасштабней что-то, а они мне про инфузорию туфельку.
Мы же тогда зачитывались приключенческой литературой «Остров Тимбукту», «Плутония»… В общем, был я разочарован.
Иду, расстроенный, по коридорам университета, а тут студенты-археологи навстречу. Заходите, говорят, к нам на археологический кружок. Я и зашел. И первое, что меня потрясло, как взрослые парни со мной, пацаном, здороваются за руку, как с серьезным человеком.
И вот после этого знакомства начал я ходить в археологический кружок. Два года хождений на кружок привели к тому, что я решил поступать на исторический факультет.
Пришел сдавать вступительные экзамены и сразу получил двойку по истории.
-Это почему?
Такой был у меня уровень подготовки. До сих пор помню вопрос – внешняя политика Советского Союза, Программа мира 80-х годов.
Мы потом с коллегами обсуждали эту историю, посмеялись. Но претензий никаких у меня нет. Так подготовился. Я в итоге поступил на вечерний факультет. Там кстати конкурс был еще больше, чем на дневной. На дневной было 6 человек на место, а на вечерний 9.
Отучился я первый курс и пошел отдавать долг Родине. С огромным удовольствием, надо сказать.
Служил под Иркутском, и в самоходы мы бегали в село Буреть, где сейчас горит тайга. Оказывается, именно в этой Бурети было много памятников эпохи палеолита. Знаковое место. Тогда я не знал. А после решил, что это судьбоносное совпадение.
Когда вернулся из армии, продолжил специализироваться на кафедре археологии. У меня были авторитетные учителя: Медведев Александр Павлович, у которого я проходил практику в экспедиции, Бирюков Игорь Егорович и, конечно, Анатолий Захарович Винников, нынешний профессор кафедры археологии нашего университета.
У Винникова я писал дипломную работу потом и под его руководством защищал кандидатскую.
Вот так меня увлекла археология. После университета я попал в Областную Государственную инспекцию по охране историко-культурного наследия. Проработал там с 1994 по 2000 год. Я был инспектором по охране памятников в Хохольском, Нижнедевицком и Семилукском районах.
В Хохольском районе, в своё время, мы защитили Борщевский курганный могильник, единственный некрополь славянского времени, который синхронен образованию древнерусского государства – это где-то 9-10 век нашей эры. В 1994 году этот могильник был в ужасном состоянии. Было разрушено 8 курганов черными копателями. Мы нашли этих людей, были заведены даже уголовные дела.
-А что такое могильник?
Могильник – это славянское кладбище.
Славяне сжигали своих покойных, прах помещали в небольшой горшочек, над которым потом насыпался курган. Курганы бывают разные, в зависимости от знатности покойного. От метра до 2-3 в высоту. Насыпался курган и ставился вокруг него небольшой заборчик. В этом некрополе насчитывается на сегодняшний день 50 таких курганов.
—А как вы защищали этот некрополь? Дежурили там? Ловили злодеев?
У нас не было полномочий ловить преступников. Мы могли только, заметив подозрительных людей с металлоискателями, попросить их вежливо оттуда убраться.
Один их таких энтузиастов, так называемых, черных копателей, был главврачом нововоронежской больницы. Довольно известный человек.
Бензопилой распиливал эти курганы, думая, что там что-то ценное в горшках с прахом. Видели, что ничего там нет, и выбрасывали эти горшки.
—Что ими движет? Они ищут сокровища?
Мне кажется, дело не в сокровищах. Это другой какой-то механизм в этих людях включается. Это же такое приключение – залезть в историю, поковыряться там. Дело неблагодарное, не из-за монеток же они это делают. Скорее это процесс ради процесса.
—И что стало с главврачом?
Его сместили с должности. Тогда еще так жестко, как сейчас законы не работали. Не было уголовного преследования. Это сейчас есть статья №243 УК РФ, которая предусматривает наказание в виде лишения свободы до 5 лет за умышленное разрушение объектов археологии.
Пока еще, правда, таких прецедентов единицы. В Воронежской области никого пока не сажали. А по стране 2 случая.
Один из них – посадили людей, разграбивших могилы гуннского времени эпохи великого переселения народов. Но тогда было обнаружено большое количество золотых украшений. Их поймали на границе со всем этим добром. И за незаконный вывоз культурных ценностей они получили реальные сроки.
Но вообще с юридической точки зрения привлечь черного копателя очень сложно. Можно конфисковать оборудование, спецтехнику, но не более того.
Пока я работал в инспекции был соискателем кафедры археологии, писал диссертацию по славяно-междуречью Дона и Днепра, по славянским жилищам.
И в 2000-м году тогдашний декан Винников Анатолий Захарович взял меня на должность заведующего музеем археологии Воронежского государственного университета. В этой должности я проработал до 2013 года.
Кроме руководства музеем у меня была масса других обязанностей. Я был преподавателем кафедры Истории России, заместителем декана исторического факультета, как я люблю выражаться, по нравственности. Это воспитательная работа, вопросы, связанные с общежитием, проведением разных праздников. Интересная работа.
Но в 2011 году происходит важное событие в моей профессиональной жизни. Мы с коллегами предприняли попытку найти старинный город Воронеж.
На меня был выписан Открытый лист по раскопкам в центральной части города, рядом с нашим главным корпусом ВГУ.
Мы заложили достаточно большой раскоп. Второй раскоп был заложен на улице Севастьяновский съезд . И в итоге мы обнаружили постройку 17 века.
Парадокс в том, что проживая в Воронеже, мы не знали, где начинался наш город. Только предполагали, что рядом с университетом. И вот, благодаря этим раскопкам, смогли локализовать город 1586 года, получить кое-какие материальные свидетельства, доказывающие этот факт. По сути, нам удалось материализовать 1586 год.
— Что значит материализовать?
Это значит овеществить.
Мы нашли вещи, которые датируются концом 16 началом 17 веков. Находим какой-нибудь горшок с монетами и сравниваем с точно такими же горшками, которые находились в Москве, к примеру.
Есть еще такое понятие в археологии – стратиграфия. Если просто объяснить – тот слой, который залегает ниже – самый древний. Горшки из самых нижних слоев примерно датировались древнее 18 века, а монетный материал уточнил датирование.
Кроме того в постройке был обнаружен нательный крестик. Есть точная аналогия этих крестов, которые датируются как раз концом 16 началом 17 века. Финансировал эти работы тогда музей-заповедник Костёнки.
—А как вообще это работает? Как можно получить Открытый лист на раскопки в центре города?
Дело в том, что ваш покорный слуга является членом губернаторского совета по археологии. При Гордееве совет начал активно действовать.
В 2009 году мы ездили по области с популярными лекциями по истории и археологии Воронежского края. Побывали во всех районах.
9000 человек посетили наши лекции. Впервые была издана книга Тихомирова «Черная замля» тиражом 40 000 экз. Это наш земляк, написавший книгу об археологии Воронежской области.
Кстати после наших лекций в 2010-11 годах резко вырос поток абитуриентов на историческом факультете. Я как замдекана всё это наблюдал воочию.
И вот по инициативе губернатора Гордеева к юбилею Воронежа было принято решение провести такие раскопки в центре города. После этих раскопок меня даже выдвигали на звание Лидера года. Не выиграл, но номинантом был. Тоже приятное воспоминание. Сидел в кресле рядом с Сергеем Валентиновичем Гармашом…
Во время раскопок мы как-то ближе сошлись с директором музея Костёнки Поповым Виктором Васильевичем, и в 2011 году он мне предложил стать директором музея, но у меня тогда была другая идея.
Я хотел дальше заниматься развитием музея археологии университета, тем более, что и губернатор проявил интерес к нашему музею, ректор очень поддержал.
— Я ничего не слышал про этот музей…
Это супер музей!
Лучший университетский музей, я считаю. Он находится в 8-м корпусе ВГУ на Хользунова. Открыт к посещению.
У него есть свой сайт – заходите на него, связываетесь с администрацией и договариваетесь об экскурсии. Там потрясающая экспозиция и многие воронежцы знают об этом.
Более миллиона единиц хранения. Такой другой сокровищницы в масштабах нашего региона больше нет. Там находятся потрясающие вещи. Десятки лет воронежские ученые, работавшие в разных регионах, аккумулировали все эти ценности там.
Но вернемся к предложению Виктора Васильевича. Через два года он его повторил. Он тяжело заболел и снова предложил мне возглавить музей Костёнки.
После многочисленных консультаций, очень мне не хотелось бросать своё детище музей ВГУ, я всё-таки принял это глобальное решение, понимая всю меру ответственности.
— Детище?
Да, детище. Мы же перевели его из красного корпуса ВГУ в отдельное помещение на Хользунова, из рухляди мы сделали современный музей.
Приглашали дизайнеров, создавали экспозицию, своими руками собирали шкафы, и самое главное, мы его впервые оформили по всем документам как реальный музей, вещи которого входят в состав музейного фонда Российской Федерации.
Это был первый вузовский музей в стране.
—А почему Попов выбрал вас, как думаете?
Ну, видимо чем-то я ему приглянулся.
Вообще этот переход согласовывался на самом высоком уровне, впервые свою визу на заявлении о приеме на работу ставил губернатор области Гордеев.
Обычно достаточно подписи руководителя департамента. И вот 26 марта 2013 года я стал директором музея Костёнки. И эта деятельность моя продолжалась вплоть до 7 мая 2019 года. Чуть больше шести лет.
Какие достижения? Одним из главных достижений могу назвать то, что посещаемость кардинально увеличилась. Если в 2013 году нас посетило 12 000 человек, то уже сейчас музей посещает около 25 000 человек. Расчет идет по сезону – мы (никак не отвлекусь от сопричастности) открываемся в мае-месяце и работаем до начала ноября.
В 2009 году губернатор Гордеев обратился к президенту Медведеву с предложением сделать музей Костёнки, как уникальный археологический объект, федеральным учреждением культуры.
Областному бюджету по объективным причинам развивать инфраструктуру музея сложно. Здесь нужен федеральный уровень финансирования. Костёнковские памятники этого достойны, без всякого сомнения.
Но. Президент дал поручение министерству культуры, чтобы те проработали вопрос и прописали дорожную карту по переводу музея на федеральный уровень. Минкульт такую карту разработал. И по плану он должен был получить новый статус в 2014 году. Но не вышло.
—А почему?
Там около двух десятков пунктов требований. И самое главное требование – перевести музей на круглогодичный формат работы с посетителями. Для этого нужно было сделать систему отопления и систему вентиляции, изменить экспозицию.
Еще были требования – создать отдел реставрационной работы, проводить научные конференции. Отдельным пунктом, кстати говоря, было финансирование ежегодных археологических работ музея.
Мы двигались как раз в этом направлении.
Проводили на гранты крупные научные конференции – в 2016 году у нас собрались около 60 участников из 6 стран. Пленарное заседание мы провели в театре драмы, секционные заседания в 8-м корпусе университета, а третий день был посвящен выезду на памятники археологии. Были приготовлены раскопы, чтобы профессионалы могли посмотреть
—В идеале всё это должно было проводиться в конференц-зале в Костёнках?
В проекте строительства это и было запланировано. Строительство здания котельной, отдельного конференц-зала, помещения для сотрудников.
Мы начали делать раскоп, чтобы начать строительство, и обнаружили древнее жилище (возраст около 20000 лет). Принято было решение изменить проект с учетом нашей находки. И на этапе утверждения нового проекта строительства вопрос застопорился.
У нас на сегодняшний день даже нормального туалета нет у музея. Рядом со знаменитым музеем Костёнки стоит строение сортира обычного деревенского типа, с выгребной ямой. Одно отличие – он кирпичный, капитальный. Но сортир этот к музею юридически не относится.
Кстати, несмотря ни на что, мы большинство пунктов требований Минкульта выполнили.
И как результат – рост интереса воронежцев к музею. Что подтверждают данные статистики посещений за эти годы. За эти шесть лет работы музей посетило более 100 тысяч человек.
— И что это дало вам с финансовой точки зрения? Влияет на что-то рост продаж билетов?
Вы, судя по всему, слабо представляете себе систему бюджетного финансирования. Каждый музей работает по, так называемому, государственному заданию, на которое выделяются определенные средства. Выделяются они учредителем , т.е. департаментом культуры. По этому госзаданию музей получает столько-то миллионов рублей, скажем ИКС рублей. В основном эти деньги идут на зарплату. Но в реальности мы эти средства зарабатываем.
Когда я пришел, мы зарабатывали около 200 000 рублей, сейчас зарабатываем около 2 с половиной миллионов. Причем цена на билет не растет, все эти годы с 2013 года – стоимость билета составляет 100 рублей.
— Я понял, вы продаете билеты, заработанные деньги отдаете департаменту культуры, а департамент культуры их возвращает вам в качестве зарплаты?
Нет. Не совсем так. Есть такое понятие «субсидирование». Сразу нам идет субсидия в размере ИКС миллионов рублей, где просчитана наша зарплата.
Но парадокс в том, что зарплата рассчитывается для нас с учетом тех денег, что мы зарабатываем. Где-то 30-40 % зарплатного фонда, чтобы дотянуть до майских указов президента, мы вынуждены тратить из этих средств и не пускаем их на развитие музея. По закону деньги, которые зарабатывает музей, должны идти на его развитие. Так работают федеральные музеи.
— А почему наши музеи так не работают?
Я не могу ответить на этот вопрос.
— Хорошо. Продолжаем разговор. А в других регионах так же работают музеи?
Насколько я знаю, в регионах такая система финансирования у всех. Хотя много зависит от самого музея.
К примеру, Дивногорье посещает в год около 65 000 человек. Заработки у них сопоставимы с нашими, только больше раза в три. Если сопоставить эффективность двух музеев-заповедников Дивногорье и Костёнки, то Дивногорье, конечно, значительно превосходят Костёгки, да и все музеи Воронежской области вместе взятые. Это самая эффективная структура на сегодня в нашей области.
— Я все равно не понимаю. Если у вас в прошлом году было 20 000 посетителей, и департамент рассчитывает, что их снова будет столько же, дает вам денег с учетом того, что вы сами себе заработаете. А к вам пришло 15 000. Тогда как?
А это уже невыполнение государственного задания.
Мы обязаны блюсти эти вещи. Допускается отклонение плюс минус 5 процентов, не больше. Если мы заработаем каким-то чудом в этом году не 2 млн, а 5, то в следующем году госзадание будет 5 млн.
— И что же вы тогда делаете? Откладываете лишние миллионы на голодный год?
Нет, в том-то и дело, что мы не можем их отложить. Они все расписаны. Условно говоря, вывоз мусора, он лежит на музее, он не субсидируется. Мы оплачиваем из своих собственных средств.
Перегорела лампочка, надо нанять электрика, поменять проводку, мы заключаем гражданско-правовой договор, исходя из собственных средств. Надо провести Ночь в музее, знаковое мероприятие, мы из собственных средств оплачиваем эту Ночь в музее. И т.д. и т.д.
Парадокс ситуации заключается именно в том, что нагрузка на сотрудников за эти годы выросла чрезвычайно, а зарплата остается прежней. Потому что есть такое негласное правило, планка – не превышать средний уровень зарплаты по региону согласно майским указам президента. Люди работают больше, а платить больше я им не могу.
—- А как сотрудники музея добираются на место работы? Они же воронежцы в основном?
У нас есть несколько сотрудников, которые живут непосредственно в Костёнках. Два экскурсовода, научный сотрудник, кассир, смотритель и водитель. Научные сотрудники ездят туда в праздничные дни, какие-то пиковые дни, когда много посетителей. И еще мы устроили дежурства на выходные, чтобы справится с потоком людей. Водитель привозит научного сотрудника из Воронежа и увозит после работы домой. В Дивногорье, кстати, другая схема. Там научные сотрудники живут поблизости. На сезон они переселяются туда.
Вообще существует три кита музейных, на которых всё держится. Это работа с посетителями – верхушка айсберга – то, что все видят. Работа с фондами музея – у нас сейчас числится около 46 000 вещей, единиц хранения. И работа по обеспечению показа, экспонированию вещей.
Работа с фондами – это тяжелейшая нагрузка, надо сказать. В представлении обывателей сотрудники музея – музейные крысы, ковыряются в книжках и больше ничего не делают. Чай сидят пьют. А на самом деле всё совсем не так.
Представьте себе – десятки тысяч вещей. И каждую вещь нужно не просто осмотреть, описать, замерить, взвесить, сфотографировать.
Все описания нужно обязательно внести в специальную программу, присвоить инвентарный номер, всё это дело продублировать в рукописном виде, в так называемой книге поступлений. Это огромная и очень нужная работа. У нас в стране до сих пор действует инструкция по музейному учету 1983 года как самая адекватная.
— А работа с посетителями? Это экскурсии?
Работа с посетителями не ограничивается только работой внутри музея, экскурсиями. Мы проводим акции и мероприятия интересные.
Ночь в музее, о которой я уже говорил, Летний вечер в Костенках, посвященный дню открытия первой стоянки в Костёнках 26 июня 1879 года.
Именно в этот день в своё время профессор Петербургского университета Иван Семенович Поляков начал первые исследования в этом регионе. Усилиями старейшей сотрудницы Ирины Владимировны Котляровой, которая сейчас исполняет обязанности директора музея, реализуется это мероприятие.
Проводится театрализованное представление, приезжают разные интересные люди, Татьяна Жемиря показывала песочную анимацию на тему палеолита, археологии. Выступают творческие коллективы, солисты театра оперы и балета. Внутри здания мы всё это проводим. Там, кстати великолепная акустика.
И вот в здании музея рассаживаются зрители. В последний раз было около 400 человек. А вообще в самую удачную Ночь в музее нас посетило чуть более 2000 человек.
Мы даже придумали новый формат работы с посетителями – экспресс-экскурсии. Они занимают 15-20 минут. Сотрудники ходят по очереди и маленьким группам человек по 20 рассказывают о нашем музее. Очереди выстраивались на несколько десятков метров.
— Вы же делали фестиваль «Русский каганат»?
Да делали, но, боюсь, в этом году тема эта может заглохнуть.
Шикарное мероприятие, конечно, и получило бы, без всякого сомнения, развитие, если бы можно было заложить какое-то финансирование. Для подобного фестиваля, чтобы сделать его хорошо, нужно от 600 тыс. до миллиона.
Что касается его достижений, скажу: в 2017 году фестиваль принял более 2000 человек по данным полиции. Реконструкторов было всего около 30 человек. Это колоссальная нагрузка.
И понятно, что пока мы не можем тягаться с другими раскрученными фестивалями. Но у нас были свои фишки. Само название звучит так: «Русский Каганат. Царь горы». Здесь связаны темы русских забав того времени и знакомства с эпохой Русского Каганата.
Это научный термин начала 20-го столетия, обозначающий государственное образование на территории междуречья Дона и Днепра. По одной из версий это было альтернативное Киевской Руси государственное образование.
— Это какой был век?
Время Святослава.
— Э… А точнее?
Вторая половина 10-го столетия, время похода Святослава на эту территорию. Разгром Хазарии 965 год и , собственно, разгром этих городков в междуречье Дона и Днепра. От Киева до нашей донской территории. Т.е. Киев достаточно жестко относился к этой славянской группировке. Хотя есть и другие точки зрения…
Шахматный турнир памяти Владимира Павловича Загоровского мы проводили вместе с федерацией шахматного спорта Воронежской области. Он проходил осенью. Несколько десятков досок. Мог принять участие каждый желающий.
Загоровский – крупнейший ученый историк, основатель школы воронежского краеведения. Он был чемпионом мира по шахматам по переписке.
— по переписке?!
Да. Раньше был такой вид соревнований. Писали друг другу письма, в которых обозначали свой ход.
Много можно рассказывать о том, что мы делаем.
Мы сотрудничаем с академическими экспедициями, с Русским географическим общество. Нынешний министр обороны присылает уже два года к нам в Костёнки целый отряд на раскопки.
Всё началось с того, что Шойгу однажды пришел на раскопки в Подмосковье, захотелось ему самому поковыряться вместе с археологами. Ему это дело понравилось. И после этого, еще будучи министром МЧС, он у себя в Туве в 2005 году организовал стационарную археологическую экспедицию.
Возрожденное Русское географическое общество эту экспедицию начало поддерживать.
Я думаю, что увлечение Шойгу и на нашего президента повлияло. Отсюда все эти поездки Путина в Фанагорию, Новгород. Кстати, наш президент достаточно активно с научным миром контактирует. В этом плане наше научное сообщество довольно.
— Вы же семейный человек? Как живет семья археолога?
Если честно, за последние пять лет в материальном плане семейство наше вынуждено жить более чем скромно. До Костёнок я мог участвовать в коммерческих археологических экспедициях, поддерживать достойный уровень жизни.
А став директором музея, человеком государственным, я уже не мог куда-то уезжать на заработки, заниматься коммерческой деятельностью. Так что экспедиции пришлось отставить.
У меня двое детей. Дочь Елена в прошлом году поступила в МГУ. Сама, без помощи. На физический факультет. Мать, супруга моя – химик, я – историк, а дочь почему-то в физики подалась… Младший, Павел, третий класс заканчивает. Девять лет разницы между ними.
Жена Светлана у меня по первому образованию химик, по второму фармацевт. Работает в Центре контроля качества лекарств.
Она у меня человек понимающий, ко всему, что происходит, относится спокойно. Дело-то серьезное. Это я хожу юморю…
—Переживает?
Думаю, да. Хотя внешне не показывает. Но кормить стала лучше…
— Я всё пытаюсь понять, зачем это всё? Что такое археология? Почему она так захватывает людей?
Есть такой очень уважаемый специалист Клейн Лев Самуилович. У него есть большое количество статей и монографий по этой теме.
Археология привлекает по нескольким причинам. То, что на поверхности – романтика похода. Песни под гитару, водка, свежий воздух. Второе – сделать себе имя в научных кругах, вырасти с административной точки зрения. А третье – наука, изучение и расследование древних вещей, это вечные загадки и разгадки, сродни криминалистике.
Я отношусь к археологии как к работе. У меня всегда всё отлажено и работает четко. За это меня и ценили всегда москвичи и приглашали в свои экспедиции.
—Я не буду касаться деталей вашего увольнения и следствия. Но один вопрос очень хотелось бы задать: Вы ожидали такой реакции людей на всё это?
Нет. Совершенно не ожидал. Я потрясен. Я говорю это искренне.Конечно, у меня много учеников и друзей, ходивших со мной в экспедиции.
Их поддержка была ожидаемой. Они первые начали эту волну, но постепенно подключились другие, совершенно не знакомые мне люди. Это очень приятно. Когда люди тебе верят.
От автора
Я наконец-то понял, почему поднялась такая волна, откуда это яростное возмущение воронежской интеллигенции. Всё дело в том, что на фоне бесконечных разломов и разрушений всего и вся. Когда уже не знаешь , кому верить и кажется, что в первых рядах точно не может быть нормальных людей. И вдруг на лобное место выводят единственного абсолютно честного и порядочного человека, такого, в ком уж точно не заподозришь карьериста и расхитителя. Выводят и говорят – вот, товарищи, полюбуйтесь. Сейчас мы его будем казнить. По закону.
Как там у старика Хэмингуэя? Не спрашивай, по ком звонит колокол…
Вообще, если копнуть глубже, это слова английского поэта Джона Донна, которые лучше приводить, основываясь на первоисточнике и не вырывая из контекста. Я думаю, археолог Ковалевский это одобрил бы.
«Нет человека, который был бы как Остров, сам по себе, каждый человек есть часть Материка, часть Суши; и если волной снесёт в море береговой Утёс, меньше станет Европа, и так же, если смоет край мыса или разрушит Замок твой или друга твоего; смерть каждого Человека умаляет и меня, ибо я един со всем Человечеством, а потому не спрашивай, по ком звонит колокол: он звонит по Тебе»
Никто, конечно, не умер. Но если посмотреть на ситуацию философски или по совести…
Фото из архива Виктора Ковалевского
